Шлёцер, Татьяна Фёдоровна: биография
Важно отметить, что личностное обновление Скрябина, даже если судить только по этапному перелому в его творческом почерке, началось не позже, а несколько раньше знакомства с Татьяной Шлёцер. Факты свидетельствуют о том, что ко времени их встречи «пожар» в Скрябине уже горел, недоставало лишь возможности сублимации, через полное физическое и духовное соитие и единение с женщиной.
Вера Ивановна в этом отношении никогда не подавала мужу особых надежд: прижив с ней четверых детей, он не испытывал к ней страсти и всегда относился, скорее, по-дружески. Скрябин женился лишь потому, что был совершенно уверен в необходимости обзавестись семьёй к 26 годам, а другой кандидатуры на тот момент не оказалось. В итоге, его убедили, а фактически — женили насильно. По воспоминаниям М. К. Морозовой, уже в первый год после свадьбы молодожёны имели «убитый вид», по её мнению, в Вере Ивановне Александр Николаевич «не встречал ни того понимания, ни той экспансивности и энтузиазма, которые ему были так нужны. Вера сама это чувствовала и сама иронизировала над собой, над своей, как она говорила, „тупостью“». Для самореализации Скрябин был вынужден искать другую кандидатуру.
В 1902 году Александр Николаевич преподавал в Екатерининском женском институте. Там у него училась Маруся Б., очень хорошенькая и смелая девушка лет 17-ти. Она совершенно вскружила голову Александру Николаевичу<…>, он даже считал своим долгом развестись с Верой и жениться на ней. <…> Но Маруся Б. разрубила сама этот узел, вдруг уехав в Петербург.<…> Без сомнения, инициатива всецело принадлежала Марусе Б.<…> Она даже побилась в этом об заклад со своими подругами.<…> Александр Николаевич мог увлечься и потерять голову по свойству своей увлекающейся натуры, особенно когда он подвергался такому энергичному нападению но, чтобы он действовал сам, преследуя цель увлечь или соблазнить кого-нибудь — это было совершенно исключено. Вера была посвящена во все подробности этого события, Александр Николаевич иначе не мог.
— из воспоминаний М. К. Морозовой
Таким образом, попытка достичь персонального Экстаза с некой Марей Б. успехом тоже не увенчалась, но уже из-за внешних, во многом случайных причин. И тогда в жизни Скрябина появилась Татьяна Шлёцер, больше всего на свете боявшаяся его потерять и готовая на всё, чтобы привязать его к себе. Одним из способов стал экспансивный секс, которого у Скрябина раньше не было, и в котором Скрябин нашёл подтверждение своей теории Экстаза. Татьяна дала Скрябину сразу два самоутверждения: через беспрекословное принятие его гениальности и через яркую полноту сексуальной жизни и, кроме того, избавила его от излишков всего суетного и земного.
Для поддержания композитора в состоянии непрекращающегося «экстаза» и сохранения собственного уникального положения его носительницы Татьяна Фёдоровна методично вычищала из скрябинского пространства чужое женское присутствие. Главные силы Татьяна направила, естественно, на выталкивание из него Веры Ивановны — прежде всего, из-за прочных связей между ней и Скрябиным, образовавшихся, в первую очередь, за счёт их общих детей. В остальном Вера не могла составить Татьяне конкуренции, поскольку и в душе, и в системе ценностей Скрябина они занимали слишком разные места. Впрочем, Татьяна, дополнительно подстёгиваемая своим шатким статусом «незаконной супруги», сразу же взяла курс на полную «монополизацию», и очень быстро сделалась не только музой, любовницей, фактической женой, но и главным, а со временем и единственным другом Скрябина, — прежде всего, по ней он измерял значение и ценность всего остального мира людей. И, что весьма показательно, даже после окончательного разрыва Скрябина с первой семьёй Татьяна Фёдоровна не решилась поднять руку на эту часть скрябинского архива, в то время как следы настоящей и опасной соперницы, Маруси, были уничтожены сразу и полностью, и даже её полное имя — Мария Владимировна Богословская (или, по другим данным, Благовещенская) — сохранилось для истории по чистой случайности. Татьяна Шлёцер сделала всё возможное, чтобы заменить Скрябину всех женщин сразу, стараясь соединить в себе сильнейшие стороны каждой из них. Разумеется, эта задача, ничуть не менее утопическая, чем «Мистерия», была заранее невыполнима:
