Птолемей VIII Эвергет: биография
Спор из-за Кипра
Эвергета этот раздел не удовлетворил. Он считал себя обойденным и уже в 162 году до н. э. отправился в Рим хлопотать об аннулировании произведенного римскими послами дележа. Тогда же отправил в Рим своих послов и Филометор. Полибй, проживавший в ту пору в Риме и, следовательно, хорошо информированный о всём, что там происходило, описывает заседание сената, где обсуждалось дело братьев. Эвергет указывал, что он согласился на раздел не по доброй воле, а вынужденный к этому, очевидно, римскими послами; что пришедшаяся ему доля гораздо меньше доли, полученной Филометором, и просил сенат оставить за последним только Египет, Кипр же присоединить к предоставленной ему Киренаике. Менилл, глава посольства, явившегося от Филометора, говорил, что и Киренаика-то досталась Эвергету лишь по настоянию римских послов, производивших раздел; простой народ был настроен так враждебно против Эвергета, что угрожал даже его жизни, если бы его не спасло вмешательство римских послов. Последние во всём подтвердили правильность показаний Менилла, но Эвергет продолжал настаивать на своём и опровергал эти показания. Тогда, говорит Полибий, сенат, видя что, по вине его, раздел не достиг цели, то есть не примирил братьев, он решил произвести раздел заново, считаясь прежде всего с интересами римского государства, и согласился с доводами Эвергета. Назначены были послы Тит Манлий Торкват и Гней Корнелий Мерула; им дано было поручение примирить братьев и младшего из них водворить на Кипре, но, прибавляет Полибий, не допуская между братьями военных действий. Поддержав Эвергета в его притязаниях на Кипр, сенат, очевидно, предвидел, что, с одной стороны, и Филометор не так-то легко откажется от Кипра, а с другой — и Эвергет станет добиваться овладения островом вооруженной силой; что, одним словом, между братьями возникает конфликт, причём Эвергет, опираясь на свой сепаратный союз с Римом, может в конфликт втянуть и римлян и, чего доброго, потребует от них военной поддержки, что вовсе не входило в их планы при решении «Кипрского вопроса». Вот почему сенат и хотел решить его путём дипломатического вмешательства, но обязательно без применения военной силы. Поддерживая притязание Эвергета, сенат вместе с тем не желал, очевидно, ссориться с Филометором.
Восстание в Киренаике
Эвергет, очевидно, сознавал, что «дипломатия» не окажет должного воздействия на Филометора. Вот почему Эвергет на обратном пути из Рима набрал в Греции большое наёмное войско. Прибыв в Перею (часть Карии, принадлежавшую родосцам), Эвергет предполагал идти на Кипр. Но тут вмешались римские послы, сопровождавшие его, и, помня наказ сената не допускать войны, убедили Эвергета распустить наёмное войско и отказаться от нападения на Кипр. Один из послов, Торкват, отправился в Александрию, Эвергет же, в сопровождении другого посла, Мерулы, отплыл на Крит, набрал там все-таки тысячу наёмников, и, переправившись в Ливию, высадился в Аписе, пограничном с Египтом береговом городе, ожидая, чем окончатся дипломатические переговоры Торквата с Филометором. Как и нужно было ожидать, они успеха не имели: Филометор не соглашался уступить Кипр и умышленно тянул переговоры. Эвергет, томясь в бесплодном ожидании в Аписе, отправил Мерулу в Александрию, чтобы склонить Торквата покинуть её и переехать в Апис. Но Мерула задержался в Александрии. По словам Полибия, теперь Филометор всех римских послов склонил на свою сторону и всячески удерживал их у себя. Тем временем в Киренаике произошло восстание против Эвергета; в нём принял участие египтянин Птолемей Симнетесис, которому царь, на время своего отсутствия, поручил управление Киреною. Надо думать, что это восстание произошло не без участия, за ширмами его, Филометора. Оно приняло значительные размеры, и Эвергет спешно должен был направиться со своими наемниками к Кирене. Не доходя до неё, он потерпел в битве с повстанцами поражение; киренцы, говорит Полибий, зная по опыту, что за человек Эвергет, по его поведению ещё в Александрии, и находя в его правлении, как и во всем образе действий, черты не царя, а тирана, не могли, по доброй воле, отдать себя в его власть, но готовы были все испытать в надежде получить свободу.
