Шаховской, Фёдор Петрович: биография
В деревне же Шаховским написана работа о методах повышения производительности водяных мельниц.
Отдавшись хозяйственным заботам, Шаховской всё более отходил от тайного общества. По свидетельству допрошенных следственным комитетом, он «никакого фактического участия в жизни общества не принимал».
Шаховской много занимался самообразованием, причём интересы его были очень широки. В Ореховце он собрал библиотеку из книг по юриспруденции, философии, педагогике, политике, политической экономии, статистике, естествознанию, математике, военным наукам, изящным искусствам, истории, географии. В каталоге библиотеки, составленном Шаховским в 1824 году, значится 1026 названий на русском, французском, английском, немецком, итальянском и латинском языках. Среди книг были сочинения Шарля Монтескьё, Жан-Жака Руссо, госпожи де Сталь, Поля Гольбаха, Адама Смита, а также Джорджа Байрона, Фридриха Шиллера, Иоганна Гёте. Шаховской внимательно следил за течениями общественной мысли, за современными журналами. В его записной книжке есть такие пометки: «Выписать через книгопродавца Грефа (на французском языке) „Энциклопедический журнал“, „Универсальный ежегодник“, „Разговорный словарь“, „Памятная записка о острове Св. Елены“, „Наполеон в ссылке“, „История живописи и музыки“, „Алфавит египетских иероглифов“, через английских квакеров выписать астрономию Клерка».
При аресте Шаховского в Петербурге в описи отобранных у него вещей значатся книга Роберта Оуэна «О воспитании в Нью-Ланарке», сочинения Пушкина, басни Крылова, книга об уголовных наказаниях.
Арест и ссылка
Шаховской был вызван нижегородским губернатором в конце января 1826 года. Доставлен в Петербург 9 марта 1826 года. Один из немногих, отказавшийся признать себя виновным.
Приговор гласил: «При допросе он сознавался только в том, что принят в Союз благоденствия и знал одну явную цель оного — просвещение и благотворительность… Напротив сего, как показаниями других, так и очными ставками, он уличался в том, что участвовал в учреждении Союза благоденствия и знал настоящую цель оного — введение представительного правления и что был на совещании (в 1817 году), когда Якушкин вызвался на цареубийство, предлагал, чтобы для сего воспользоваться временем, когда Семёновский полк будет в карауле, и только то и говорил, что он сам готов посягнуть на жизнь государя. После чего Сергей Муравьёв не иначе называл его, Шаховского, как тигр».
Следственный комитет и Верховный суд не приняли во внимание показания свидетелей, например, Михаила Фонвизина, который сказал, что «он не может утверждать, был ли князь Шаховской на совещании», или Никиты Муравьёва, который показал, что «Шаховской был на совещании, но что он опровергал сие предложение и оставил собрание». Сергей Муравьёв-Апостол решительно отрицал, что он давал такое прозвище «тигр», и тем не менее Шаховского обвинили как участника совещания, где высказан был «умысел на цареубийство».
Шаховской был осуждён по восьмому разряду и приговорён к лишению чинов, дворянства и пожизненной ссылке. Указом от 20 августа 1826 года по случаю коронации пожизненная ссылка была заменена двадцатилетней.
Ссылку отбывал в Туруханске (1826). Отправка осуждённых производилась с соблюдением глубокой секретности. Никто из них не знал, куда его везут, где будет место его назначения. На случай бегства «злоумышленников» были составлены их приметы: «Федор Шаховской — лет 30, рост 2 аршина, 8,5 вершков, волосы на голове и бровях светло-русые, глаза темно-голубые, лицом бел и худощав, нос прямой, подбородок выдается вперед, на верхней губе с левой стороны небольшая бородавка».
Туруханск был заштатный городок Енисейской губернии, расположенный на обмелевшей протоке Енисея, среди болот. В городке было около трёхдесятков жилых строений, в которых проживало почти сто человек.
В 1825 году последовала смерть матери и за ней кончина отца. О переживаниях Шаховского свидетельствует отрывок из затребованной у него записки об имущественном положении: «Жену свою оставил я в селе Ореховце в тяжёлой беременности с мучительными припадками — с нею сын наш Дмитрий шести лет. Если бог укрепил силы и сохранил дни её, то в половине сего месяца должна разрешиться от бремени. Но если ужасное несчастье постигнет меня, и последняя отрада исчезнет в душе моей с её жизнью, то одно и последнее желание моё будет знать, что сын мой останется на руках её семейства, вроде отца её. В продолжение пребывания моего в С.-Петербурге сперва получал я письма от неё через дежурство Главного штаба, потом через Комитет. О переведении меня в крепость я не решился её уведомить, а последние две недели я уже ни одного письма от неё не получил, после того, которым я от 14 июля уведомил её об нашей участи и просил, чтоб она, как можно скорее, распорядилась взять имение моё в опеку, по малолетству нашего сына, к которому оно переходит, с тем, чтобы она была опекуншей, а отец её, примерной и строгой честности и горячей любви своей к внуку, не откажется быть его попечителем. Сие положение, горестное и сомнительное, усиливается расстоянием 6000 вёрст, отделяющих меня от родины и осиротелого моего семейства».
