Шевелёв, Юрий Владимирович: биография
Поведение Шевелёва в этот период породило обвинения его в дезертирстве из Красной армии, которые возникли ещё в советской публицистике и продолжились уже в постсоветской России. Отвечая на эти обвинения в своей книге мемуаров, Шевелёв писал, что, хотя обвинения в уклонении от службы в Красной армии и являются бездоказательными, поскольку он так и не был официально призван, но «имеют смысл», поскольку Шевелёв действительно сделал всё, чтобы избегнуть призыва и действительно имел намерение уклониться, что ему удалось и чем он впоследствии гордился.
Как писал Шевелёв в своих мемуарах, имея возможность, как этнический немец, зарегистрироваться «фольксдойче», что давало бы скудный, но регулярный продуктовый и топливный паёк и иные преимущества, не стал этого делать, так как, по собственным словам, «не хотел становиться немцем». В оккупированном Харькове семья Шевелёва проживала в одной из пустующих квартир, что остались после эвакуации еврейских семей.
В своих воспоминаниях Шевелёв писал, что «новая жизнь» у него началась с появлением в Харькове газеты «Новая Украина» (укр. «Нова Україна»), издававшейся оккупационной администрацией на украинском языке с 7 декабря 1941 года и занимавшейся пропагандой успехов немецких и союзных войск на фронтах Второй мировой войны, раскрытием «звериной сущности жидо-большевистского режима» во главе со Сталиным, освещением событий внутриукраинской жизни, в том числе темы использования в Германии украинской рабочей силы. Шевелёв под разными псевдонимами (в том числе «Гр. Шевчук») писал материалы для этой газеты, а также для появившегося осенью 1942 года альманаха «Украинский посев» (укр. «Український засів»), также издававшегося немецкой военной администрацией. Шевелёв утверждал, что, хотя сотрудничество с «Новой Украиной» не было лёгким, но не создавало для него морально-этических проблем: «…Я не отказывался от самого себя, не писал ничего такого, что бы противоречило мои убеждениям» — так, например, по словам Шевелёва, ему пришлось отказаться от написания статей с критикой советского режима, так как цензор требовал писать не «большевистский режим», а «жидо-большевистский», чего Шевелёв не хотел делать.
Сотрудничество Шевелёва с оккупационными изданиями послужило поводом для обвинений в коллаборационизме, впервые прозвучавших в 1960-х годах из уст учёных-лингвистов Романа Якобсона и Ивана Белодеда, а также писателя Олеся Гончара, утверждавших, что во время сотрудничества с газетой «Новая Украина» Шевелёв писал антисемитские статьи — обвинения, которые сам Шевелёв отвергал.
По собственным воспоминаниям Шевелёва, по заданию отдела образования городской управы он написал учебник по украинскому языку для 5—7 классов семилетних школ, которые предполагалось создать на оккупированной территории, однако эти планы не были осуществлены и издание учебника не было востребовано. С 15 мая 1942 года получил постоянную работу — отдел образования городской управы назначил Шевелёва заведующим «Учительской библиотеки городской управы» (в советские времена — «Библиотека дома учителя»). В июле 1942 года Шевелёв получил «лучшую должность» — цензора в отделе образования городской управы. С открытием в конце 1941 года городского отделения «Просвиты» Шевелёв стал членом этого общества, а осенью 1942 года сотрудничество с ним дало Шевелёву преподавательскую работу — он начал преподавать украинский язык для детей служащих городской управы.
Шевелёв покинул Харьков в феврале 1943 года вместе с отступающими немецкими войсками.
Отношения между Шевелёвым и Олесем Гончаром
Одним из студентов Шевелёва перед войной был Александр Гончар — «один из моих лучших учеников» — как его характеризовал Шевелёв, будущий известный украинский советский писатель Олесь Гончар. В июне 1941 года Гончар после третьего курса ушёл добровольцем на фронт. В 1942 году он попал в плен и оказался в лагере «Холодная гора» в Харькове. Немцы отпускали пленных красноармейцев-украинцев, если кто-то за них ходатайствовал перед администрацией лагеря. Узнав, что его учитель в городе, Гончар написал ему записку и всю последующую жизнь считал, что Шевелёв записку получил, но не ответил и ничего не сделал для освобождения своего ученика. Шевелёв же утверждал, что записки не получал и услышал о ней через многие годы от самого Гончара.
