Елизавета Алексеевна: биография
Как только здоровье Елизаветы немного улучшилось, Александр принял решения посетить южные губернии и Крым. В Севастополе император сильно простудился. В ночь с 27 на 28 октября 1825 года Александр Павлович почувствовал жар и озноб. Только 5 ноября император возвращается обратно к жене в Таганрог. «Я чувствую маленькую лихорадку, которую схватил в Крыму, несмотря на прекрасный климат, который нам так восхваляли. Я более чем когда-либо уверен, что, избрав Таганрог местопребыванием для моей жены, мы поступили в высшей степени благоразумно», — говорил Александр Елизавете Алексеевне и врачам. Однако в ту же ночь ему стало хуже.
Лейб-медик Яков Виллие записал в своём дневнике о здоровье его величества так: «Ночь провёл дурно. Отказ принимать лекарство. Он приводит меня в отчаяние. Страшусь, что такое упорство не имело бы когда-нибудь дурных последствий». На следующий день лейб-медик измерял пульс, смотрел язык, после чего диагностировал лихорадку — уникальный диагноз, подразумевающий, по нынешним медицинским знаниям, несколько десятков самых серьёзных недугов. Виллие пишет: «Эта лихорадка, очевидно, это гнилая отрыжка, это воспаление в стороне печени…». Александра с трудом уговаривали принимать слабительные пилюли. Весь следующий день Александр был весел и любезен с окружающими. Но уже утром 8 ноября последовал новый приступ. Елизавета Алексеевна была близка к панике. В письме к матери чувствуется полная обречённость перед новым ударом судьбы: «Где же убежище в этой жизни? Когда думаешь, что все устроилось к лучшему и можешь насладиться им, является неожиданное испытание, лишающее возможности воспользоваться тем добром, которое окружает нас. Это не ропот — Бог читает в моем сердце, — это лишь наблюдение, тысячу раз сделанное и теперь в тысячный раз подтверждаемое событиями».
Несколько дней император отказываясь от всех лекарств. «Когда я ему говорил о кровопускании и слабительном, он приходил в бешенство и не удостаивает говорить со мною», — писал в дневнике Виллие. Иногда казалось, что он действительно справлялся с недугом. 11 ноября Елизавета Алексеевна записала: «Около пяти часов я послала за Виллие и спросила его, как обстоит дело. Виллие был весел, он сказал мне, что у него жар, но что я должна войти, что он не в таком состоянии, как накануне». Однако уже 13 ноября у Александра появилась резкая сонливость и заторможенность. На следующий день он попробовал встать, но силы оставили его, и царь потерял сознание. Придя в себя, государь высказал последнее желание: «Я хочу исповедоваться и приобщиться Святых Тайн. Прошу исповедовать меня не как императора, но как простого мирянина. Извольте начинать, я готов приступить к Святому Таинству». После принятия таинства сказал, обращаясь к Елизавете Алексеевне: «Я никогда не испытывал большего наслаждения и очень благодарен вам за него».
Елизавета, стоя на коленях, вместе с священнослужителями умоляли его не отказываться от лечения, сказав, что такое пренебрежение своим здоровьем равносильно самоубийству. И только тогда император разрешил врачам приступить к лечению: «Теперь, господа, ваше дело; употребите ваши средства, какие вы находите для меня нужными». Врачи прибегли к популярному в то время средству лечения лихорадки: за уши поставили 35 пиявок, которые оттянули немало крови, но облегчения страданий не принесли. 18 ноября Виллие пишет: «Ни малейшей надежды спасти моего обожаемого повелителя. Я предупредил императрицу и князя Волконского и Дибича, которые находились — первый у себя, а последний у камердинеров». Всю ночь у больного был сильнейший жар. Елизавета Алексеевна не отходила от постели умирающего, держа его за руки. Последние сутки император почти не приходил в сознание. В четверг 19 ноября 1825 года началась агония. Дыхание стало тяжелее.
В три четверти одиннадцатого император Александр I умер. Ему было 47 лет. Елизавета Алексеевна опустилась на колени и долго молилась сквозь слезы. Потом перекрестила императора, поцеловала его и закрыла ему глаза.
Елизавета Алексеевна в тот вечер пишет в письме своей матери Амалии Баденской: «О, матушка! Я самое несчастное существо на земле! Я хотела только сказать вам, что я осталась в живых после потери этого ангела, страшно измученного болезнью и который, тем не менее, постоянно находил для меня улыбку или ласковый взгляд даже тогда, когда он не узнавал никого. О, матушка, матушка, как я несчастна, как вы будете страдать вместе со мною! Великий Боже, что за судьба! Я подавлена печалью, я не понимаю себя, не понимаю своей судьбы, одним словом, я очень несчастна…». Но более трогательным является второе письмо, которое было адресовано вдовствующей императрице Марии Федоровне, матери своего покойного мужа: «Наш ангел на небесах, а я осталась на земле; о, если бы я, самое несчастное существо из всех оплакивающих его, могла скоро соединиться с ним!».
