Андреас Гурски (нем. Andreas Gursky; род. 15 января 1955 в Лейпциге, живёт и работает в Дюссельдорфе, Германия) — немецкий фотограф.
Биография
Андреас Гурски родился в 1955 году в Лейпциге. Фотографии учился сначала у отца, рекламного фотографа, затем – после побега семьи из ГДР в ФРГ – в Школе Фолькванг в Эссене, а затем, в начале 80-х, в Государственной академии искусств в Дюссельдорфе. Андреас Гурски много путешествовал — побывал в Гонконге, Каире, Нью-Йорке, Бразилии, Токио, Стокгольме, Чикаго, Афинах, Сингапуре, Париже, Лос-Анджелесе и других местах. Со второй половины 90-х Гурски начал обрабатывать фотографии на компьютере, чтобы добиться большей проработки деталей на больших панорамных фотографиях.
Творчество
Немецкий фотограф Андреас Гурский родился в 1955 году. Фотографии обучался в три этапа. В Дюссельдорфе, где он рос, его отец, успешный рекламный фотограф, учил сына всем тонкостям и хитростям ремесла. В конце 70-х Гурский провел два года в Эссене – в Школе Фолькванг, знаменитом учреждении для подготовки профессиональных фотографов. Кроме того, в начале 80-х Гурский обучался в Государственной академии искусств в Дюссельдорфе, которая благодаря таким художникам, как Йозеф Бойс, Зигмар Польке и Герхард Рихтер, стала колыбелью немецкого послевоенного авангарда. Жизнь заводила его в разные уголки планеты: он бывал в Гонконге, Каире, Нью-Йорке, Бразилии, Токио, Стокгольме, Чикаго, Афинах, Сингапуре, Париже, Лос-Анджелесе и многих других городах. Тематика ранних работ – воскресный отдых и туристические очерки – сменилась эстетикой огромных заводов, отелей, офисных зданий и складов. До середины 90-х он не обрабатывал свои снимки на компьютере, однако впоследствии стал прибегать к подобному виду работы с материалом, чтобы генерировать большее пространство, нежели то, которое может запечатлеть камера. Сейчас его авторский стиль абсолютно узнаваем: огромные полотна фотографий с практически осязаемой текстурой, сделанные, как правило, с высокой точки съемки.
Фотографии Гурски нужно рассматривать только в натуре, то есть в натуральную огромную величину, когда двух-трех снимков вполне достаточно, чтобы заполнить немалый выставочный зал.
На первый взгляд его фотографии поражают только своими размерами: разогнанные с помощью техники C-print до 2 х 4 метра, такие его снимки считаются в порядке вещей. Если к ним приблизиться, то можно заметить, насколько четки у него все планы и все фигуры независимо от их удаленности. Как на снимке с гонщиками и зрителями на трассе-серпантине «Тур де Франс», одинаковыми что у подножья горы, что у вершины. Это уже настораживает. Еще более настораживает то, с какой плотностью Гурски набивает свои кадры людскими толпами, товарами, отходами и архитектурными деталями. Казалось бы, так и должно быть, когда фотограф снимает современные «человеческие муравейники», огромные скопления людей, толкущихся на рок-концертах или вокруг ринга, суетящихся на бирже или плотно дефилирующих на военно-спортивном параде (как на стадионе в Пхеньяне). Однако всех этих фигур до странности слишком много. Это похоже на реальность, но это не реальность, а такое её преувеличение, которое иначе как обманкой не назовешь. И потом, хотя многие снимки Гурски сделаны с высоты птичьего полета – для этого он действительно забирается на строительные краны и небоскребы, снимает из вертолета – точка его зрения неопределенна, как неопределенна и перспектива кадров. Попробуйте её вычислить на снимке с ралли в Монте-Карло, где без видимых стыковок совмещаются сразу три разных вида. Но это и не взгляд из космоса, а уж о более высоких предполагаемых инстанциях, о которых толкуют некоторые критики, и говорить не будем.
Оставив разнообразные домыслы и мистификации, проясним суть дела: точка зрения Гурски – «фотошопная». С его дигитальной помощью он и сочиняет свои псевдонатуралистические фоторассказы. Точнее, это фотокартины. Ведь Андреас Гурски в первую очередь художник: он окончил Дюссельдорфскую академию художеств. Однако поясним, что профессура этой академии – сплошь художники-концептуалисты: Йозеф Бойс, Ханс Рихтер, Бернд и Хилла Бехер. У последних, как раз специализировавшихся на концептуальной фотографии, и учился Гурски. В известном смысле он их даже превзошел, опираясь на современные ему компьютерные технологии. С их помощью и создается та самая переполненность кадров, когда путём изощренного монтажа совмещаются снимки одного и того же места скопления людей или события, сделанные с некоторыми временными интервалами. С одной стороны, этот фокус – вызов кино, с другой, поскольку получается многофигурная композиция, это апология картины, которую уже не один раз хоронили. Это и рассказ, но довольно странный: без завязки и без кульминации, да и, как становится понятным, вообще без авторской позиции. Что можно сказать о толпах служащих, снующих на разных этажах офисного билдинга, или о гигантских стеллажах с товаром в супермаркете? Банальность. С другой стороны – здесь и своеобразная политкорректность: каждый виден без ракурсов и искажений, так что все равны. Но преумноженная и уточненная в деталях банальность, к тому же разогнанная до размеров монументального полотна, действительно производит завораживающее впечатление. Нет, это не красота, а нечто другое. Еще в начале прошлого века историк искусства Павел Муратов писал: мы лишь по привычке пользуемся классическими определениями, когда имеем дело с современным искусством, говоря «красота» там, где нужно было бы сказать просто – «эмоция». Можно подумать, что уже тогда Муратов вычислил «звезду» Гурски.
