Гольцшмидт, Владимир Робертович: биография
Набор номеров Гольцшмидта в течение одного выступления (демонстрация дыхания — чтение по большей части чужих, Каменского, стихов — превознесение своих качеств — разбивание доски о голову), завершающегося рекламой своих услуг, вызывал у современников некоторое недоумение. Сергей Спасский описал достаточно типичное для Гольцшмидта выступление в «Кафе поэтов»:
| Проповедник выходил в яркой шёлковой рубахе с глубоким декольте. Шея его действительно была крепкой. Да и весь он выглядел могуче. <...> Тут же на лекции демонстрировал он дыхание, позволявшее сохранять тепло. Совсем ни к селу ни к городу читал стихи, преимущественно Каменского. Впрочем, и одно своё, воспевающее его собственные качества. Но главный, центральный номер преподносился в конце. Г<ольцшмидт> брал деревянную доску. Публика призывалась к молчанию. Г<ольцшмидт> громко и долго дышал. И вдруг хлопал себя доскою о темя. Все вскрикивали. Доска раскалывалась на две. Аплодисменты. Г<ольцшмидт> стоял гордо. Во всеуслышанье сообщал свой адрес. Желающих поздороветь просил обращаться к нему.. |
Однако «оздоровительная» часть лекций зачастую воспринималась публикой доброжелательно. Тифлисский журналист в 1916 году с удовлетворением рассказывал, что «г-н Гольцшмидт читал о необходимости более здоровой и гигиенической жизни, призывал дать телу больше свободы и простоты и не заковывать его в „воротниках испанской инквизиции“. Призывал в интересах здоровья ходить без шапки, дать костюму легкотканную и свободную оболочку, жить просто и быть ближе к природе». Екатеринбургский журналист в 1917 году писал, что лекция Гольцшмидта носила «практический, деловой характер и во многом заставляла считаться с выставленными в ней положениями необходимости реформы в одежде, питании, привычках культурных людей».
Для Дмитрия Егорова Гольцшмидт в сравнении с другими героями «Кафе поэтов» был пустым персонажем:
| Там, в Настасьинском переулке [в «Кафе поэтов»], его выступления были беспомощны. Я его помню <…>, когда этот Гольцшмидт вывешивал афиши по всей Москве — объявлял конференцию девушек. Он выступал в Политехническом музее вот перед девушками, пленяя их своей красотой, и плёл всякую ерунду. Он брал на себя миссию, вообще, объяснить, как жить нужно, как укреплять тело и так далее. Он говорил, например: «Как вы спите, девушки? Ведь самая естественная поза для человека — это поза нерождённого ребенка: он держится в чреве матери скорчившись, и его ручки положены между приподнятых коленочек». Ну, Гольцшмидт, конечно, — это фигура проходящая. |
Илья Кремлёв, побывавший в «Кафе поэтов» несколько раз, вспоминал, что «конечно, меня привлекал не Гольцшмидт, а выступавшие там поэты, в доверие к которым втёрся этот проходимец». Николай Вержбицкий, видевший Гольцшмидта в Баку в 1924 году, писал, что тот «выступал в клубах с совершенно дикими стихами, а в заключение вечера, к большому удовольствию публики, раскалывал о свою голову толстенные доски»
Авантюризм
Алексей Толстой Гольцшмидта демонизировал — для него он был одним из «зловещих вестников надвигающейся катастрофы»:
| Это были прожорливые молодые люди, с великолепными желудками и крепкими челюстями. Один из них — «учитель жизни» — для доказательства своей мужской силы всенародно ломал на голове доски и в особых прокламациях призывал девушек отрешиться от предрассудков, предлагая им свои услуги. (Год тому назад [в 1918 году] я видел его в Москве, он был в шёлковой блузе, в золотых браслетах, в серьгах, и с волосами, обсыпанными серебряной пудрой.) |
За Гольцшмидтом постоянно тянулся криминальный шлейф. В мае 1916 года, во время крымских гастролей с Василием Каменским, Гольцшмидт был обвинён в краже бриллиантовой броши стоимостью 6000 рублей у артистки Театра Незлобина Т. Н. Либекинд, с которой он, Каменский и ещё два лица поехали кататься из Симеиза в имение Филибера. В краже был обвинён именно Гольцшмидт, у которого до окончания следствия был отобран паспорт.
