Иван Петрович Липранди (17 (28) июля 1790 — 9 (21) мая 1880) — генерал-майор русской императорской армии, более известный как военный историк, деятель тайной полиции и автор воспоминаний о Пушкине. Старший брат Павла Липранди.
Биография
Принадлежал к испано-мавританскому роду Липранди, в XVII веке осевшему в Пьемонте. Его отец, владелец ткацких фабрик в Мондови, приехал в конце XVIII века в Россию, где занялся организацией Александровской мануфактуры и ряда других производств. Детей крестил в православную веру.
В 1807 г. Иван вступил в службу колонновожатым. Участвовал в Наполеоновских войнах 1808-09 гг., получил золотую шпагу «за храбрость». Находился при генерал-адъютанте М. П. Долгорукове, когда его убило ядром под Иденсальми. В Отечественную войну в качестве обер-квартермейстера корпуса Д. С. Дохтурова побывал в битвах при Смоленске, Бородине (за которое отмечен св. Владимиром 4-й степени), Тарутине, Красном, Малоярославце; отличился в битве на реке Кацбах, принимал участие в битве народов под Лейпцигом.
До 1819 года подполковник генерального штаба Липранди оставался во Франции в составе русского оккупационного корпуса под командованием М. С. Воронцова и М. Ф. Орлова. За это время ознакомился с методами агентурной работы шефа тайной полиции Видока, которые с успехом применил в России. Участвовал в разоблачении тайного «общества булавок». «Секретарь, казначей и госпитальер масонской ложи Иордана». Встречавший его в Париже Вигель вспоминал впоследствии:
Всякий раз, что, немного поднявшись по лестнице, заходил я к нему, находил я изобильный завтрак или пышный обед: на столе стояли горы огромных персиков, душистых груш и доброго винограда. И кого угощал он? Людей с такими подозрительными рожами, что совестно и страшно было вступать в разговоры. <...> И что за охота принимать таких людей? Из любопытства, подумал я: через них знает он всю подноготную, все таинства Парижа, которые тогда еще не были напечатаны.
Дальнейшему развитию карьеры Липранди помешала репутация бретера, закрепившаяся за ним после известной дуэли с бароном Бломом («лучший шпажист шведской армии») во время Финляндской войны. По возвращении на родину служил подполковником в Камчатском, Якутском пехотном (с августа 1821) и 33-м Егерском полках (с апреля 1822), которые были расквартированы в Бессарабии. В Кишинёве женился на рано умершей Томас-Розине Гузо. В ноябре 1822 года вышел в отставку полковником и, по некоторым сведениям, примкнул к Южному обществу декабристов:
В уважение его передовых мыслей и убеждений Липранди принят в члены открывшегося в 16-й дивизии отдела тайного общества, известного под названием «Зеленой книги». При открытии, в двадцатых годах, восстания в Италии, он просил у начальства дозволения стать в ряды волонтеров народной итальянской армии, и по поводу неприятностей за это, принятое как дерзость, его ходатайство, он принужден был выйти в отставку и, выказывая себя верным своим убеждениям к прогрессу и званию члена тайного общества, был коренным другом сослуживца его по 32-му егерскому полку майора В. Ф. Раевского.— С. Г. Волконский
В начале 1820-х Липранди жил в Тирасполе и Одессе в качестве чиновника особых поручений при генерал-губернаторе Воронцове. Во время южной ссылки Пушкина (сентябрь 1820-июль 1824) сблизился с поэтом, который пользовался его библиотекой и хвалил в нём «ученость истинную» в сочетании «с отличными достоинствами военного человека». Из всех современников Пушкина наиболее подробно обрисовал круг его одесских и бессарабских занятий и знакомств в своих воспоминаниях именно Липранди, видевший в то время его почти ежедневно. Считается, что Липранди подсказал Пушкину сюжеты повестей «Выстрел» (в которой он выведен под именем Сильвио), «Дука», «Дафна и Дабижа» (обработки молдавских преданий, не сохранились).
[Липранди] всегда был мрачен, и в мутных глазах его никогда радость не блистала. В нем было бедуинское гостеприимство, и он готов был и на одолжения, отчего многие его любили. Ко всем распрям между военными был он примешан: являясь будто примирителем, более возбуждал ссорящихся и потом предлагал себя секундантом. Многим оттого казался он страшен; но были другие, которые уверяли, что когда дело дойдет собственно до него, то ни в ратоборстве, ни в единоборстве он большой твердости духа не покажет.— Ф. Ф. Вигель
