Князь Андрей Дмитриевич Звенигородский — русский воевода и дипломат.
Биография
При Иване Грозном в 1575 году был одним из голов в Серпухове в полку боярина Ивана Васильевича Шереметева, а в 1581 году в городе Смоленске. В 1582 году он состоял воеводой в Брянске, а затем в Торопце. В 1583 году он участвовал в посольстве к Смоленску для размена пленных и назван по этому случаю «наместником арзамасским».
В конце 1584 года, по «черниговским и по путивльским вестям», государь приговорил послать в Чернигов (наместником там был в это время Писемской) воевод князя Ивана Самсоновича Туренина и князя Звенигородского, да голову Степана Фендрикова Благово. В городе велено быть: князю Туренину и Писемскому, а в остроге: князю Звенигородскому и Благово. Такое распределение осталось в силе и на 1585-й год. В 1586—87 гг. князь Звенигородский был одним из воевод в Смоленске в крепости; в начале 1588 года отпущен был оттуда, а осенью того же года служил воеводой в Болхове.
30 мая 1594 года, в царствование Фёдора Ивановича, князь А. Д. Звенигородский отправлен был послом в Персию к шаху Аббасу (в Кизильбаши, как в то время называли Персию в Московском государстве). Эта командировка является выдающимся событием в дипломатической деятельности князя Звенигородского и вместе с тем выясняет весьма важные тогдашние отношения Московского государства к Персии, Турции и Грузии. Когда именно князь Звенигородский возвратился в Москву неизвестно; известно только, что в октябре 1595 года, следовательно почти полтора года спустя после выезда из Москвы, он не прибыл ещё в Казань, на обратном пути из Персии.
С князем А. Звенигородским были посланы в Персию: татарский переводчик Степан Полуханов (входивший ранее в Русское посольство Биркина и Пивова в Кахетию (1587—1588)), подьячий Дружина Кузьмин, толмач Айдор Павлов, посол шаха Аббаса при Московском царском дворе Ази-Хосров и кизильбашский кречетник Булат-бек. По государеву указу от Казани до Астрахани всех их должны были провожать сто стрельцов с сотником, а от Астрахани в Персию тридцать «лучших» стрельцов. От царя Фёдора Ивановича были посланы шаху две грамоты: одна в ответ на грамоту шаха, присланную с послом Ази-Хосровом, а другая о гонце его Искиндере. От Бориса же Годунова три грамоты: шаху, ближнему его человеку Фергат-хану и гилянскому Мегди-Гулы-хану. Начало царской грамоты писано, по новому государеву указу, «с прибавкою», вследствие того, что шах писал к нему «со многою похвалою и высокословно». Целью посольства было: сообщить шаху, что, согласно его просьбе, переданной в 1590 году его послами Бутак-беком и Анди-беком, царь Феодор Иоаннович, по докладу своего шурина, боярина Бориса Феодоровича Годунова, готов быть с шахом «в дружбе и в любви мимо всех великих государей», и, как сказано в царской грамоте, «дорогу твоим людем в наши государства послы своими и посланники отворяем, и торговым людем ходити поволили безо всякого задержания». Борис Годунов дал князю Звенигородскому наказ, как он должен был править от него шаху поклон, явить «поминки» и подать грамоты; что касается гилянского Мегди-Гулы-хана и ближнего шахова человека Фергат-хана, то им, по наказу Годунова, грамоты и поминки должен был передать не князь Звенигородский, а переводчик Полуханов.
Пользуясь «Статейньм списком» князя Звенигородского, можно рассказать о его пребывании в Персии и о тех беседах, которые вёл с ним шах Аббас. Князь Звенигородский прибыл к Гилянской пристани 22 сентября и дал знать о своем приезде пушечной стрельбой, вследствие чего за ним и за посольскими государевыми людьми были присланы из Гиляни «сандалы», на которых они, пересев из бусы, приехали в тот же вечер к пристани. Посол шаха Ази-Хосров и кречетник Булат-бек приехали в Гилянь на неделю позже, потому что, несмотря на уговоры князя Звенигородского, сели в Астрахани на другую бусу, и на море ветром их разнесло: «погодье было встречное великое».
Лишь через полтора месяца после прибытия в Гилянь, князь Звенигородский получил разрешение переехать в Кашан для представления шаху. Причинами такого промедления были сначала ожидание приезда в Гилянь Ази-Хосрова, а затем выяснение разных недоразумений, как например требование пристава Амиркуни-князя, чтобы князь Звенигородский дозволил приказным гилянским людям осмотреть привезенные им от царя и от Годунова «поминки», а также и его «собственную рухлядь». Князь Звенигородский заявил, что послам, посланникам и гонцам шаха Аббаса «в государя нашего государстве повольность и честь бывает великая, и рухляди их сильно не емлют и не переписывают, и такова бесчестья над ними не живет». Князь Звенигородский предупреждал, что если будет сделан осмотр, то и в Московском государстве так же поступят с послами шаха «и тем бы непригожим делом меж государей доброму делу поруха не учинилася».
