Карл Карлович Жирардот (?—1882) — отставной генерал-майор, офицер-воспитатель Пажеского корпуса.
Биография
В военную службу вступил в начале 1820-х годов в Могилевский пехотный полк и 29 марта 1824 года произведён из унтер-офицеров в прапорщики. 1 апреля 1825 года назначен адъютантом к начальнику 10-й пехотной дивизии генерал-майору Нагелю.
Принимал участие в кампании 1828—1829 годов против турок, за отличие награждён орденом св. Анны 3-й степени с бантом.
С начала 1830-х годов Жирардот состоял в Пажеском корпусе на должности офицера-воспитателя и к 1834 году был штабс-капитаном. С 1843 года командовал в корпусе ротой. 19 июля 1849 года произведён в полковники.
Жирардот свои задачи на должности офицера-воспитателя обрисовал следующим образом: «Паж должен быть воспитан, вежлив, хорошо говорить по-французски, быть проникнутым чувством долга, любить царя, отечество, службу и никогда не лгать».
Весной 1859 года уволен в отставку с производством в генерал-майоры.
Скончался 30 октября 1882 года.
Награды
Среди прочих наград Жирардот имел ордена:
- Орден Святой Анны 3-й степени с бантом (1828 год)
- Орден Святого Станислава 2-й степени (1838 год, императорская корона к этому ордену пожалована в 1841 году)
- Орден Святой Анны 2-й степени (1847 год, императорская корона к этому ордену пожалована в 1849 году)
- Орден Святого Георгия 4-й степени (26 ноября 1847 года, за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах, № 7802 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова)
- Орден Святого Владимира 3-й степени (1852 год)
Отзывы современников
Многие воспитанники Пажеского корпуса в своих воспоминаниях об учёбе немало места уделяли фигуре Жирардота.
Князь А. К. Имеретинский писал:
«Карл Карлович Жирардот известен многим поколениям пажей, а стало быть, и очень многим в Петербурге и целой России. Он носил скромное звание ротного командира. … Но, будучи командиром роты, Жирардот был душой и двигателем всего, что делалось в корпусе, за исключением учебной части, в которую он благородно избегал вмешиваться, так что даже почти никогда не заходил в классы. … В школе нравственной он тоже был главным фактором. … Он влиял на нас собственным примером, являя изумительный образец сдержанности, порядочности, аккуратности, повиновения властям и заботливости о подчиненных. С другой стороны, он успешно действовал неослабностью надзора и неуклонным настойчивым терпением, с которым проводил свою воспитательную систему. Жирардот платил дань своему времени и главным правилом считал навык к строгой подчиненности и повиновению».
Таким же образом о Жирардоте вспоминал и К. П. Энгельгардт:
«Жирардот в соответствии с требованиями своего времени много внимания уделял знанию французского языка и внешнему виду своих питомцев, но еще в большей степени он воспитывал в пажах чувство долга, точность и добросовестность в службе, а помимо того и общественный такт, который так важен в любом культурном и благотворительном обществе».
П. А. Кропоткин высказался несколько жёстче:
«Нужно представить себе маленького, очень худощавого человека со впалой грудью, с черными, пронизывающими, бегающими глазами, с коротко подстриженными усами, делавшими его похожим на кота, человека очень сдержанного и твердого, не одаренного особенными умственными способностями, но замечательно хитрого; деспота по натуре, способного ненавидеть — и ненавидеть сильно — мальчика, не поддающегося всецело его влиянию, и проявлять эту ненависть не бессмысленными придирками, но беспрестанно, всем своим поведением, жестом, улыбкой, восклицанием. Он не ходил, а, скорее, скользил, а пытливые взгляды, которые он бросал кругом, не поворачивая головы, еще больше довершали сходство с котом. Печать холода и сухости лежала на губах его, даже когда он пытался быть благодушным. Выражение становилось еще более резким, когда рот Жирардота искривлялся улыбкой неудовольствия или презрения. И вместе с тем в нем ничего не было начальнического. При первом взгляде можно было подумать, что снисходительный отец говорит с детьми как с взрослыми людьми. А между тем немедленно чувствовалось, что он желал всех и все подчинить своей воле. Горе тому мальчику, который не чувствовал себя счастливым или несчастливым в соответствии с большим или меньшим расположением, которое оказывал ему полковник! … Своего рода таинственность окружала его, как будто он был всеведущ и вездесущ. И в самом деле, он проводил весь день и большую часть вечера в корпусе. Когда мы сидели в классах, полковник бродил всюду, осматривал наши ящики, которые отпирал собственными ключами. По ночам же он до позднего часа отмечал в книжечках (их у него была целая библиотечка) особыми значками, разноцветными чернилами и в разных графах проступки и отличия каждого из нас».
