Николай Наумович Чоглоков (Чеглоков; 5 апреля 1718 — 25 апреля 1754, Москва) — приближённый императрицы Елизаветы Петровны, муж её любимой двоюродной сестры, камергер и обер-гофмейстер. С 1747 г. воспитатель великого князя Петра Феодоровича (будущего Петра III).
Взлёт карьеры
По отцу происходил из захудалой ветви благородного рода Чоглоковых, мать же его была немка «простого» звания. Какой-то случай помог ему попасть в кадетский корпус. Он был примечен как один из лучших танцоров и взят к императорскому двору. По другим сведениям, старший сын Бирона взял его к себе в конную гвардию ординарцем.
При дворе этот бедный дворянин обратил на себя внимание Марии Симоновны Гендриковой, двоюродной сестры Елизаветы Петровны, с восшествием на престол которой началась его карьера. В 1742 г. он был уже в чине камергера кавалером орденов Белого орла и Данеброга. В июле месяце того же года состоялось его обручение с графиней Гендриковой, а в августе с великим торжеством была отпразднована его свадьба.
В 1746 г. Чоглоков ездил с почётным поручением в Вену. После удаления впавшего в немилость воспитателя престолонаследника Петра Фёдоровича, князя В. А. Репнина, заступил на его место.
Инструкции
По приказанию императрицы А. П. Бестужев составил для Чеглокова инструкцию о наблюдении за поведением, обучением и манерам Петра Фёдоровича (датирована 10 мая 1746 г.). Ему предписывалось находиться при великом князе и княгине «неотступно, помогать делом и советом, охранять от всех неприятных приключений и непристойных предприятий», напротив того употреблять всевозможнейшее попечение и старание «к споспешествованию совершенства истинного удовольствия, сущей чести и благополучия» их императорских высочеств.
На лицо, приставленное к великому князю, помимо забот о здоровье, возлагалось следить и руководить поведением великого князя в церкви, в обществе, дома, во время занятий и отдыха, оберегать даже его супружеское и семейное счастье и быть, таким образом, фактически гувернёром взрослого человека. Никто из придворных не смел обратиться с чем бы то ни было непосредственно к самому великому князю без ведома и разрешения на то его обер-гофмейстера.
Положение при малом дворе
Должность представителя императрицы при малом (ораниенбаумском) дворе престолонаследника была не совсем по плечу 29-летнему придворному. «Довольно ограниченный, нетактичный, с громадным самомнением, не блиставший ни умственными, ни нравственными качествами, страстный охотник, картёжник и волокита, он совсем не годился для такой роли».
Для начала Чоглоков удалил от великого князя и княгини всех доверенных лиц и любимых слуг, старался отделить их от внешнего мира высокой стеной, но дальше этого не пошёл и даже на великого князя не имел практически никакого влияния. Недальновидный и гордый, Чоглоков восстановил против себя всех. Обоих супругов очень часто поминает недобрым словам в своих записках Екатерина II:
| Это был дурак заносчивый и грубый. Все ужасно боялись этого человека и его жены и, говоря правду, они были действительно зловредные люди. Однако были средства, как это оказалось впоследствии, не только усыплять этих аргусов, но даже их задабривать. <...> Чоглокову считали чрезвычайно добродетельной, потому что тогда она любила своего мужа до обожания; она вышла за него замуж по любви; такой прекрасный пример, какой мне выставляли напоказ, должен был, вероятно, убедить меня делать то же самое. |
Молодые люди скоро отыскали способы обмануть бдительность Чоглоковых. Как повествует Екатерина, камерфрау Крузе «доставляла великому князю игрушки, куклы и другия детские забавы, которыя он любил до страсти: днём их прятали в мою кровать и под неё. Великий князь ложился первый после ужина и, как только мы были в постели, Крузе запирала дверь на ключ, и тогда великий князь играл до часу или двух ночи».
При «большом» дворе репутация Чоглокова пала, когда стало известно о ребёнке, которого ждёт от него фрейлина Кошелева. Елизавета считала, что человек столь ветреного нрава едва ли может служить должным образцом для её племянника. Он был оставлен при малом дворе только благодаря ходатайству своей жены, вымолившей ему прощение. «Куча детей, какую они имели, — свидетельствует Екатерина, — послужила к тому, чтобы восстановить их согласие, которое между тем не стало с тех пор более искренним; разъединённые по любви, они были связаны по интересу».
