Феофилакт (Лопатинский): биография
10-го апреля 1735 года прискакал наконец к нему из Петербурга курьер с пакетом, в котором заключался вопрос кабинет-министров такого содержания: «Ведаете ли вы такого человека, который бы таковых речей: наимилший, коханый, благословенство, динкую и прочих, якобы на образец польского языка устроенных, употреблять приобыкл?». Вопрос касался, как видно, решиловского дела о пасквиле. Феофилакту давалось три часа на размышление, и он должен был написать ответ тут же, в присутствии курьера. Феофилакт ответил, что он не знает такого человека. Через несколько дней, 22-го апреля, прискакал, однако, другой курьер, с новыми вопросами: «Не так ли иногда с вами разговаривал бывший иеромонах, что ныне расстрига Иосиф Решилов? И в своих к вам письмах таковых, будто бы польских наречий не употреблял ли? Такожде и вы, в ваших к нему поговорках и письмах, таковых же на стать такую слов, хотя и насмешкою, не произносили ль?». Ответ опять требовался в три часа. Третий вопрос показывал, что подозрение в причастности к пасквилю падало и на Феофилакта. Последний ответил, «что, может быть, и говорил, но не помнит этого, потому что Решилов жил не при нём, а в дальнем от него расстоянии». Однако архиерею не поверили; в ответах его, видимо, усмотрено было укрывательство истины. Кабинет министров потребовал Феофилакта в Петербург.
В Петербурге Феофилакт был арестован на своем тверском подворье и подвергнут новым допросам (30-го мая, 26 и 29 июня). Так как его ответам все не верили, то 7-го июля 1735 г. от него потребовали под страшной клятвой окончательного показания. Предъявленный Феофилакту указ показывал, что же собственно подозревали. Он гласил: «Понеже ты на посланные к тебе четыре допроса ответствовал весьма, по-видимому, не прямо, ибо на первый апреля 10-го и на второй апреля 22-го писанные сказал ты, что весьма не ведаешь, чего нельзя, кажется, было тебе не ведать, а на третий, мая 30-го писанный, где Решилова именованного також незнанием отговаривался, чего никто не надеялся, а в Кабинете 26-го июня, первее в незнании том утверждался, покамест Решиловых тебе и твоих к Решилову писем не показали, а по объявлении писем оных сказал ты, что забытием прежде того не писал и твое в том незнание показывал, а на четвертый вопрос, июня 29-го тебе посланный, ещё паче прежних ответов твоих ответствовал ты не совестно, суетно, огурно и самым, как в прежних ответах твоих, так и в последнем том, написанных словам твоим несогласно и отнюдь не сходно, и потому показал ты сам себя подозрению известного следуемого злого умысла близким; того ради, по именному её имп. вел. указу, высокоучрежденные кабинетные министры и синодальные члены согласно приговорили: привесть тебя при знатных духовного и мирского чина особах к присяге, по приложенной при сем форме. И дабы ты впредь не отговаривался малым к рассуждению данным тебе временем и торопким домогательством, дается тебе на рассуждение, идти ли тебе к присяге, или сказать, что знаешь, довольное время, а именно до 10-го числа сего июля месяца. А между тем и то тебе в известие предлагается, что если ты, не вступая в присягу, не скрытно и прямо покажешь, что надлежащее к прежним данным тебе допросам ведаешь: то как бы ни был виноват, по благоутробному её императорского величества милосердию получишь прощение. Если же присягою завяжешься, а после с другой какой стороны покажется, что присягал ты ложно: то нельстя себя ведай несумненно, что какового суда и осуждения сам ты признаешь достойными во лжу призывающих Бога свидетеля, таковый суд и осуждение с тобою будут». Феофилакт, однако, и под страшной клятвой ответил то же, что он говорил раньше: ничего не утаивая, ни с кем никакого согласия не имел и ни от кого нареканий на её величество не слыхал. Зная честный характер Лопатинского, можно смело поверить этой клятве. Хотя его считали участником компании, выпустившей пасквильное письмо, но он, очевидно, был к этому делу совершенно непричастен. Да и трудно предположить, чтобы этот человек, действовавший всегда ученым оружием, снизошел до подпольного сочинительства грязных пасквилей. По всей вероятности, он ничего и не знал о пасквильной затее, даже если она была делом Решилова, потому что перед появлением пасквиля Решилов перекочевал от Феофилакта в Бизюков монастырь. Но и клятве Феофилакта не поверили. Прямых улик против него не было, потому осудить его стеснялись. Однако его продолжали держать под арестом до конца 1738 года. Тем временем умер его неукротимый противник, Феофан, а дело всё равно тянулось. Наконец разразился суровый приговор. 1738 год был годом важных политических процессов, и подозрительность аннинского правительства была напряжена до крайности. После политических казней перестали стесняться и с Феофилактом. Без каких-либо новых данных его осудили по старым недоказанным обвинениям. В декабре 1738 году в Кабинете состоялось определение: «По слушании взнесенного из Тайной Канцелярии экстракта из дела о тверском архиепископе Феофилакте Лопатинском, рассуждено, что помянутый архиерей Феофилакт, по обстоятельству производимого с прочими о нем дела, явился в важных винах; но при следствии не только о тех своих винах не принес чистой повинной, но коварно в том себя закрывал: ибо ведая, что имел он с монахом Иосифом, ныне расстригою Иваном Решиловым, письменную корреспонденцию, к тому же и персонально с ним неприличные речи, каковы в тех их пасквилях явствуют, говаривал, и от Решилова слыхал, на посланные к нему именные указы с явною бессовестною лжею объявлял, что того будто бы не бывало: но когда те его бессовестные ответы письмами Решилова явно были обличены, тогда никакого уже оправдания он не принес, кроме отговорки, что прежде не объявил он якобы от беспамятства… За оные важные вины подлежит лишить его архиерейства и всего священного и монашеского чина, и за надлежащим караулом послать его в Выборг и содержать там в замке, называемом Герман, до смерти его никуда неисходно, под крепким караулом, не допуская к нему никого, також бумаги и чернил ни для чего ему отнюдь давано б не было». После этого выборгского узника ещё раз брали в мае 1739 г. в Тайную Канцелярию для допросов, так как нашелся новый доносчик, указавший близких Феофилакту лиц, одно из которых умело писать полууставом, почерком пасквиля. Допросы эти, однако, ни к чему не привели.
